Теория страсти - Страница 27

Возможно, знай она, что все акулы ушли в открытый океан в ожидании шторма, ей не удалось бы доплыть, но вот берег оказался совсем близко, и обессиленная Конни легла на спину, раскинув руки и ноги.

Вдруг что-то схватило ее и поволокло к берегу, а потом обратно, а потом притопило и вытащило на поверхность, и вот тогда мисс Констанция Шелтон выплюнула соленую воду и продемонстрировала миру мощь своих легких.

Она рвалась и билась, лупила руками и ногами по воде и неизвестному чудовищу — и орала, орала, орала. Самозабвенно, ничего не стесняясь и не сдерживаясь. Начав с простого «а-а-а», она перешла к адресным воплям. На седьмом возгласе «Дик!!!» у нее кончился запас воздуха, и тут же раздался восхищенный голос рыжего:

— Вот это да! А чего ж ты врала, что не умеешь орать? Если Босуорт не возьмет тебя в психологи, можно будет пристроиться на маяк. Противотуманной сиреной.

Она в ярости отпихнула руки Дика Джордана и выползла на берег, как первое земноводное. Легла на песок, закрыла глаза и лениво подумала, что не сможет встать уже никогда в жизни.

Солнце быстро высушило тонкую ткань, начало припекать. Потом ей на ноги опустилось что-то прохладное, легкое и широкое. Конни приоткрыла один глаз, удостоверилась, что это Дик накрыл ей ноги пальмовыми листьями, и процедила сквозь зубы:

— Убью тебя. Как только наберусь сил — убью.

— Прости, сестренка. Я думал, ты слышишь, как я подплываю.

— Я чуть жива была от усталости.

— Ерунда. Ты же недалеко заплыла.

— Да? Не меньше мили!

— Это только кажется.

— Потом: я вспомнила об акулах.

— Можешь забыть обратно. Перед штормом вся живность уходит подальше в океан, чтобы не разбиться о берег. Я же говорю, сейчас самое время купаться.

Помолчали. Дик вытянулся рядом с ней на песке и закрыл глаза. Конни исподтишка наблюдала за ним сквозь ресницы, очень надеясь, что он не чувствует ее взгляда.

… Рядом со мной лежит почти голый мужчина. Я тоже почти голая. На всем острове никого нет. В целом мире никого нет. Только он и я. Как странно… Любая другая девушка, наверное, знала бы, что делать. Вела бы себя иначе. А я? Что я знаю о мужчинах и женщинах?

Нет, я знаю, что у них разный тип психики. Я знаю, что они по-разному реагируют на всякого рода возбудители нервных окончаний.

Я — крупный, потому что единственный, специалист по любви!

А при чем здесь любовь? Кто говорит о любви? Кто вообще говорит хоть что-нибудь?

Какая тишина…

Конни уснула.

Она проснулась — и увидела прямо над собой лицо Дика, встрепанные рыжие волосы и зеленые глаза. В былые времена единственной ее реакцией было бы: шарахнуться и зыркнуть исподлобья так, что Дик немедленно потерял бы всякую охоту приближаться к мисс Шелтон ближе, чем на пять метров.

Однако былые времена остались в прошлом. Теперь Конни просто сонно и доверчиво улыбнулась Дику Джордану.

— Я заснула, да? Надолго?

— Минут на пятнадцать. Я ходил окунуться и несу тебе благую весть, как архангел Гавриил.

— Вообще-то он принес вполне конкретную весть. Не думаю, что ты…

— Конни, стыдись! Теперь ты отпускаешь казарменные шутки, к тому же довольно рискованные с точки зрения богословия. Моя весть в данных обстоятельствах гораздо лучше. Угадай, что плавало в воде, когда я туда влез?

— Мои очки.

— Лучше! Весь твой гроб на колесиках.

Конни вскочила на ноги и нетерпеливо завертела головой, пытаясь увидеть чемодан. Вот же он! Лежит, фибровое чудовище, обгоревший и изрядно побитый, но не сдавшийся.

С победным криком Констанция подскочила к своему чемодану и раскрыла его. Вздох разочарования вырвался из груди девушки. Огонь и вода сделали свое дело. Теперь разноцветные тряпочки были действительно только тряпочками.

Она мрачно перебирала так и не обновленные наряды, вернее, воспоминания о них, а Дик подошел и встал чуть позади.

— Неужели ничего не уцелело? Ой, а что это?

— Это… так, неважно. Посмотрим. Нет… нет… нет… О Боже, здесь была косметика… Ну! Говорила я ей!

Рокси наверняка была бы в ярости, но воля небес была очевидной: из всего разноцветного гардероба Констанции уцелели в достаточной мере только две вещи: старые джинсы и хлопчатобумажный свитер с немилосердно растянутыми рукавами. Все это тоже было мокрым, к тому же на джинсах остались пятна от косметики, но это была одежда, пусть и не самая подходящая для Багамских островов. Дик, как ни странно, вполне разделял радость Конни.

— Хорошо. Теперь ночью будет теплее… если, конечно, успеет высохнуть.

При этих словах он вдруг помрачнел и посмотрел на океан. Конни с недоумением проследила за его взглядом, слегка прищурилась — сердце у нее упало.

Далеко на горизонте небо стало черным и густо-фиолетовым. Солнце погрустнело, появились маленькие и злые волны, точно такие же, как вчера, когда они вылетали в сторону Багам. Резкий порыв ветра бросил Конни в лицо песок, и она испуганно вскочила, держа в растопыренных руках мокрые тряпки. Дик отобрал их у нее, взял за руку и потянул за собой.

— Пошли-ка, заберем наши лохмотья, они пока еще сухие. Жаль, не успели высушить это тряпье. Ходу, сестренка, а то нас накроет до пещеры.

Она не могла в это поверить, ведь страшные тучи были так далеко! Однако первые тяжелые капли дождя неприятно зашлепали по спинам молодых людей, когда они торопливо карабкались по крутому склону скалы.

В пещеру они ворвались в самый последний момент перед ливнем. Миг — и стена воды занавесила вход в их маленькое убежище. Тут же стало холодно, и у Конни застучали зубы. Дик сердито сплюнул в стену дождя, повернулся и ушел в глубь пещеры, к своему очагу. Конни немедленно застеснялась своей почти полной наготы и торопливо стала натягивать обрывки белых брюк. На солнце, выстиранные в соленой воде, они сели и стали жесткими, словно брезент, но, по крайней мере, были сухими. Одевшись, девушка робко подошла к Дику.