— Боже мой…
— Да это давно было. Три года назад. Не здесь, на Барбадосе. Я там подрабатывал для океанологов. Ловил этих тварей. Слушай, сестренка, ты бы это… короче, сиди спокойно. Я нервничаю. Парень я молодой…
Конни ничего не поняла, но ладонь убрала. Глаз со шрама она не сводила и потому не заметила, как Дик вздохнул с облегчением.
Прикосновение девушки было неожиданным и откровенным, хотя явно не несло в себе никаких намеков. Девицы, с которыми Дик привык иметь дело, касались его кожи кончиками пальцев, легонько поглаживали, облизывали губы и негромко предлагали себя — вот и весь ритуал, но эта… Ее прикосновение было теплым, бесхитростным и очень приятным. Настолько приятным, что Дика обдало жаром с головы до ног.
Это лишнее, совсем лишнее. Им надо выбираться отсюда, а для этого встать, найти останки самолета, выяснить, что с рацией, а потом поискать воду и пищу. Секс в экстремальных условиях любят только идиоты и киношники, к тому же они оба грязные и окровавленные. Да и вообще, кто тут думает о сексе?!
Он с легким остервенением забинтовал припухшую девичью лодыжку, стараясь не смотреть на нежную кожу, просвечивающую сквозь лохмотья белых (в прошлом) брюк Конни. Поднялся и сурово велел:
— Давай, вставай. Надо искать самолет.
— И умыться.
— О, женщины! Ладно, и умыться.
— И еще… мне надо…
Она чуть не умерла, мямля эти слова, но природа брала свое. Как ни странно, Дик Джордан отреагировал совершенно спокойно.
— Еще бы не надо! Когда я пришел в себя на рассвете, мне тоже было надо, еще как. Двигай вон в те кусты. Там нет пауков.
— Каких таких пауков?
— Никаких. Это манзанилья, они не любят ее запах.
— Они тут ядовитые?
— Часть очень, часть не очень, часть вообще безобидна, но на вашего брата производит наибольшее впечатление, потому что размером с голубя.
— Ох…
— Орать будешь?
— Да нет, не так-то уж я их и боюсь, но…
— Понимаю тебя. Не очень приятно получить укус в самую беззащитную часть тела. Короче, вон там — безопасно.
Конни, прихрамывая, отправилась в указанном направлении, дивясь про себя тому, как легко и свободно она разговаривает на ТАКИЕ темы с малознакомым представителем противоположного пола. Видимо, шок. Сдерживающие механизмы социализации при сильном шоке отключаются, в дело идут инстинкты… Надо будет записать. Когда будет, на чем и чем. Потом они умывались в прибрежных волнах, и Конни не сразу осознала, что плещется в настоящем океане. Голове стало значительно легче, и девушка принялась осторожно смачивать морской водой противную корку на виске. Вода немедленно окрасилась розовым, а потом по виску и по щеке заструилось что-то горячее. Дик выпрямился, присвистнул и быстро подошел к Констанции. Решительно взял ее голову обеими ладонями и мягко повернул к себе правую сторону лица. Конни замерла. Прохладные от воды руки молодого человека держали ее очень мягко, очень осторожно, и это было удивительно приятно…
— Слава Богу, рана неглубокая.
— Это… кровь?
— В обморок будешь падать?
— Нет, я крови не боюсь. Только течет… неприятно.
— Стой тут, промывай. Сейчас защиплет, потерпи. Я быстро.
Он сгонял на берег и принес каких-то темно-зеленых листьев, размял их в пальцах и протянул Конни.
— Пожуй.
— Зачем?
— Жуй, говорят, а то сам буду жевать.
— Ну и жуй.
— Я должен залепить твою рану. Хочешь моими слюнями воспользоваться — ради Бога, мне не жалко.
Она опять покраснела и торопливо принялась жевать листья. Горечь была просто оглушающей, но аромат показался знакомым. Конни нерешительно посмотрела на подставленную ладонь Дика и выплюнула темно-зеленый комок. Он, нимало не смущаясь, размял комок в лепешку и старательно залепил рану на виске девушки, потом критически оглядел Конни и решительно взялся за ее блузку. Констанция мгновенно отпрыгнула назад.
— Ты чего это?!
— Началось. Нет, я не собираюсь воспользоваться твоей невинностью и доверчивостью. Мне больше нечего драть на повязки, остались брюки и трусы, но от них может начаться заражение крови. Твоя кофтенка тоже не лучший вариант, но мы ее простирнем.
— А я в чем останусь?
— Ну… в чем вы там еще ходите…
Конни прямо-таки запылала от смущения, Дик мрачно кивнул.
— Ясно. Тогда сама оторви, сколько не жалко.
Общими усилиями оторвали от бывшей блузки широкую полосу материи и завязали раненую голову лучшей студентки факультета психологии. Дик отступил на шаг, оценивающе оглядел свою работу.
— Как новенькая.
— Должно быть, страх как выгляжу.
— Что ты! Лучше, чем было. Знаешь, мисс Шелтон, а ты отличный парень. С тобой бы я запросто высадился на скалы. Не ревешь, не орешь, в обмороки не падаешь. Папенька с маменькой могут гордиться дочкой.
Она закусила губу, опустила голову, а потом спокойно сказала:
— Не могут. Они умерли. Погибли десять лет назад.
Дик замолчал, потом негромко произнес совсем другим тоном, не насмешливым и не ехидным:
— Прости, сестренка. Я сморозил глупость.
— Ты не знал.
— Все равно, то, что ты богата, еще не повод относиться к тебе…
— Вот что. Раз уж мы проведем некоторое время вместе, я проясню кое-что. Я вовсе не богатая наследница, и на Багамы я прилетела не отдыхать. Я учусь в университете в Торонто, здесь у меня нечто вроде практики. Я психолог. Деньги у меня будут только те, что заплатит мистер Босуорт… если мы до него доберемся.
На этот раз Дик Джордан молчал еще дольше, а потом улыбнулся и протянул ей руку.